Профессия «Ужгородец»: военный хирург Александр Данилюк

- По вашему мнению, кроме свержения режима Януковича, который изменил Майдан?

- Майдан подарил стране гражданское общество. Появились люди, которым отступать некуда. Появились те, которые уже никогда не пойдут в ярмо. Объединились те люди, которые стали движущей силой нации. Так, бюрократический, мафиозный режим никуда не делся, он продолжает свое «черное» дело, но уже не так легко. Конечно, половина из нас расстреляли на войне, но всех не убьют. Борьбу не завершено. Просто теперь у нас два фронта: внутренний и внешний. Вчера в Фейсбуке знакомые точно написали: «Да большое пятно, что рядом с нами на карте, никогда не даст покоя». Мы, к сожалению, сейчас занимаемся внешним врагом. А вот внутренний расправил крылья. У нас в Ужгороде «регионалы» реваншувалы. Местные «500-гривневые» выборы позор на всю страну. И народу безразлично. Ну я реально в шоке. Приехал с войны осенью. Увидел результаты. Как мне гордо санитарка наша говорит, что она «выдоили» 500 гривен. Иногда, думаю, надо, чтобы по Ужгороду пакет «Град» «влупил», чтобы люди опомнились. Мне очень обидно слышать от студентов, что они продолжают платить за экзамены. Печально, что в основной массе ничего не изменилось. Честно говоря, с приездом из войны я еще не адаптировался. Постоянно говорю, что там было проще. Я знал, где мой враг. Знал, что мне нужно делать. И все. Аргумент «автомату» на многие действия является сильным

- Если бы у Вас была возможность вернуть время назад, что бы Вы изменили?

- Если бы у меня была такая возможность, я бы не допустил жертв, чтобы ни один герой Небесной Сотни не был убит. И не выпустил бы «регионалов» за границу. Больше - ничего.

- За все это время у Вас не было момента истощения - морального, так и физического?

- Физически - да, было. Когда находились в Дебальцево. А вот морально - нет. Я не позволю себе опустить руки перед людьми, которые погибли, оставшихся искалеченными. Если я расслаблюсь, это будет плевок в могилу тех, кто отдал свою жизнь за изменения в страны.

«Надеялся, что сделает вид ь ся спасти не одну жизнь. Что то, что одел форму, будет не напрасно »

- Как проходило ваше жизни после Майдана?

- С Майдана я приехал 13 марта, а 14 пошел в военкомат. Сказали ожидать. В первую волну меня не требовалось, тогда достаточно было врачей.

- Думали ли Вы, что дело дойдет до полномасштабной войны?

- Когда Россия нагло отобрала Крым, я понял, что это война.

- Ожидали того момента, когда Вас мобилизуют?

- Да, конечно. У меня даже рюкзак был заранее составлен. В начале июня я уже должен был ехать, но не отпускал университет. Должен был защищать магистерскую. А именно в день защиты моей работы погиб первый Ужгорода. У меня было ощущение, что если бы я был там, то спас бы его жизнь. Уже в конце июля снова я в операционной, снова звонит телефон, снова санитарочка поднимает трубку и у нее просто отвисает нижняя челюсть: «Передам ... Хорошо ...» Потом говорит: «Там Вам некий полковник звонил, сказал появиться на Другетив, в медицинскую роту , Обязательно…"

- Как родители отнеслись к тому, что Вы идете на войну?

- Ужасно. Как еще могут отнестись к такому родители? Я их ввел в курс дела. Сказал, что со дня на день должен ехать. Когда впервые надел форму, у меня было такое ощущение, будто впервые надел белый халат. Надеялся, что удастся спасти не одну жизнь. Что то, что одел форму, будет не напрасно.

«Мы помолились и дожили до утра»

- помнит свой первый день на войне?

- Конечно. Но это, скорее, были первые дни. Въезд в так называемую зону АТО был просто шоком. Мы доехали до Изюма на поезде, высадились, и с платформ начала съезжаться вся наша боевая техника. Я понял, что эти танки едут посреди города. Представляете, как по Ужгороду ездят танки? В то время боевые действия были масштабные. Это был Илловайск котел, Луганский аэропорт, к которому мы собственно и направлялись. Мы ехали двое суток и, когда я увидел табличку «Счастье», был немного шокирован. Все пылало, был дым. Когда мы ехали туда, то встретили колонны, отступали. «Вы не езжайте туда, там беда, там все с землей сравнивают», - говорили те солдаты нам. Тогда мне стало действительно страшно. Я подошел к командиру и говорю: «Нам стоит ехать туда?» Командир сказал: «Там наши, и мы должны прийти им на помощь. Это не обсуждается ». Благодарен командиру, что мы доехали тогда к своим в Теплое. Мы нужны были там! Въехав в «Счастье», первое, что почувствовал, это запах трупов. Это было лето, все разлагалось ... Доехали мы на позиции в село Теплое. Не успел сбросить с себя рюкзак, услышав команду «воздух», и все по окопам попадали. Так нас встретили. Очень запомнилась ночь с 4 на 5 августа. Нас тогда очень обстреливали. Мы думали, что это наша последняя ночь, последние минуты ... Потом в 4 ночи меня спросил мой водитель: «Ты знаешь« Отче Наш »?» «Только на венгерском языке», - ответил я. Мы помолились и дожили до утра.

- Какие обязанности Вы выполняли на фронте?

- Я выполнял обязанности начальника медицинской бригады, также был хирургом, врачом скорой, «эвакуатором». На фронте приходилось учиться всему, даже как рацией пользоваться ..

- Когда Вы попали в Дебальцево?

- Это было в январе. Туда переехала вся наша бригада. Там я уже был обычным врачом. Жили мы в окопе, посреди поля. Выезжаешь за раненым, реанимируют. Когда туда приехал, там было все относительно спокойно. Но с каждым днем ​​ситуация обострялась. Начали наш базовый лагерь обстреливать. Каждый день были ранены. У меня в Дебальцево было за неделю столько раненых, как в секторе «А» осенью 2014-го за месяц. Рекордное количество раненых за одну ночь - 17 воинов. Я уже работал, как на конвейере. Мы посортувалы (команда врачей местных и военных - Авт.), Кто «легче», кто «тяжелее», кто «средний», а может гулять. Прооперировали всех раненых, и начался обстрел по больнице. Ее разбили. Одна медсестра погибла. А 9 февраля все стало совсем плохо. Нам перекрыли дорогу жизни. Собственно так и началась окопная хирургия, которая длилась 9 суток в окружении.

«За 9 суток в окружении было зарегистрировано 95 раненых»

- Как Вам работалось в таких условиях?

- Я вообще первые 2-3 часа не хотел работать в таких условиях. Ну как не хотел? Не смел поднимать скальпель в таких условиях. У нас перед тем был майор в реанимобили, которого мы были вынуждены с ранением спины под давлением обстрелов перенести в окоп. Затем уже раненых становилось еще больше. Тогда мне пришлось взять скальпель в руки в этой яме. Она стала операционной комнатой.

- Сколько людей Вы спасли от смерти?

- Честно говоря, трудно подсчитать. За 9 суток в окружении было зарегистрировано 95 раненых. Это среднего и тяжелой степени. «Легкие» к нам, в основном, даже не обращались.

- В чем заключается разграничения «легкие», «средние», «тяжелые»?

- «Тяжелые» - это ампутации, отрыв конечностей, разрыв кистей, проникающие ранения живота, грудной клетки, шеи и головы. Средней тяжести - это переломы, осколочные ранения конечностей. «Легкие» - это мелкие осколочные ранения.

- Что было для Вас самым трудным во время этих 9 дней?

- Самым тяжелым было то, что, кроме меня, в окопе больше не было хирургов. Самым трудным было то, что 80% ранений не касались моей специализации. А то, что было связано с хирургией груди и живота, не имело должного оборудования. Это большая хирургия, которая требует аппаратуры, специнструментов, наркоза, а этого всего у нас практически не было.

«В один момент на месте моего собрата-водителя увидел куски разорванной человеческой плоти»

- В течение этого отрезка времени Вам приходилось применять оружие?

- Нет. На 9-е сутки этих обстрелов у меня был приказ идти в бой противотанковыми средствами, но я его отказался выполнять. Это был маразматический приказ. Почему? Бросать медиков в бой ... Это просто преступление. Более того, я был единственным хирургом. Если бы меня ранили, был бы недееспособным. В течение войны у меня лишь однажды было желание взять в руки оружие. Мы загружали раненых, и через радио россияне услышали наше время эвакуации. Нас начали обстреливали из «Града». В один момент на месте моего собрата-водителя увидел куски разорванной человеческой плоти. Мне тогда крышу порвало. 2-3 минуты просто кричал. Я уже понял, что смерть подобралась очень близко. Однако, оказалось, что это погиб другой водитель, а мой друг остался жив.

- Использование оружия против Ваших принципов?

- Я уже видел врага в десяти метрах от себя и был готов применить оружие, однако наши ребята так их «крошили», что я им бесконечно благодарен за свое спасенную жизнь.

- Часто было так, что разговариваешь с человеком, она идет в бой и не возвращается?

- Один человек. Это мой водитель. Также были ранены, которым спас жизнь в окопе, а за попытками прорыва их расстреливали. Этих людей не забуду никогда. Виталий Лотоцкий, Денис Чабанчук, Олег Науменко и другие. Денис был таким положительным. По 6:00, пока мы других оперировали, он всех развлекал, поддерживал. Кому ампутируют ногу, он говорит: «Держись. Теперь будешь лучше бегать нас. Ноги не болеть ». Эти люди выжил только наш фельдшер, который потерял все 4 конечности.

- Какую роль на войне играет чувство юмора?

- Оно очень важно. Иногда мы держались прямо на шутках. У нас, врачей, «черный» юмор. Например: «Зачем покупать новые берцы? Они в гробу хорошо выглядеть ». И все в таком духе. Когда вообще все плохо, можно уже себя хоронить, мы находили время для шуток и смеха. Вы в окружении, беспомощный, тебя обстреливают. Напряжение очень быстро нарастало. В последнюю ночь я уже кричал на собрата-ассистента за то, что его свитер попадал в рану живота. А то, что отовсюду сыпалась глина, то ничего. Но шутка, юмор, позитив нас всегда спасал.

«У меня однажды 9 трупов, а по телевидению мы слышим, что по всей зоне АТО погибли 8 воинов»

- Многие говорят, что украинские СМИ существенно уменьшают количество раненых и павших, чем есть на самом деле ...

- Во время активных боевых действий эти цифры не совпадают. Когда много раненых и погибших, эти показатели нашими СМИ умаляются. Это очень хорошо просматривалось по Дебальцево. У меня однажды 9 трупов, а по телевидению мы слышим, что по всей зоне АТО погибли 8 солдат. Когда наступал период относительного перемирия, тогда говорят только о боевых потерях. О смерти путем суицида, или пьяная «обезьяна» подорвалась, не боевой травмы - об этом не говорят.

- Когда на войне были спокойные дни, чем Вы занимались?

- Понимаете, лично у меня спокойных дней не было. Если нет раненых, то есть больные. Когда у нас так называемое перемирие, то во всех начинают зубы болеть, у кого аппендицит, пневмония, бронхит ... А когда начинаются боевые действия, никто ни на что не жалуется. Вот такая интересная тенденция. Вы только представьте, за 9 страшных дней в Дебальцево, -20 градусов на улице, но никто не болел, зубы не болели и тому подобное. Только один старший мужчина имел инфаркт на фоне стресса.

- Была ли у Вас возможность хотя бы символически то отпраздновать в Дебальцево?

- Да, такая возможность была. На Рождество. Нам волонтеры направили всякие рождественские вкусности. Все было по-домашнему, мясо мы ели с мясом, так что праздничный стол у нас был. Но духовного момента в этом плане не было никакого.

«Во время войны сохранил себя, как минимум, 10 раз. Это были такие моменты, когда, казалось, что все, конец ... »

- Чем вы больше всего запомнить 'яталась война?

- Людьми. Людьми, которые выжили, умерших ...

- Настоящий воин должен быть готов к смерти?

- Всегда нужно быть готовым умереть, даже не на войне. В любой момент кирпич может свалиться на голову (смеется). Вообще, на фронте я не боялся смерти. Боялся за свою семью, которая бы тяжело переносила эту трагедию. Во время войны сохранил себя, как минимум, 10 раз. Это были такие моменты, когда, казалось, что все, конец ... Впервые это было, когда пуля вражеского снайпера пролетела возле головы. Я даже не успел понять, что произошло. Если бы у меня не было боевой майора, который все Луганск прошел ... Он повалил меня на землю от траектории полета пули. Второй раз я попал под обстрел «Град». Хотел забрать раненого быстро, не одел ни каску, ни бронежилет. Поставил под себя руки и ноги, чтобы не остаться калекой ... Умереть - это такое, а вот остаться обузой для родных не хотел.

- Когда вернулись домой, что чувствовали?

- Я до сих пор не могу адаптироваться. Тянет туда. Даже сейчас, при беде, готов поехать на фронт. Рюкзак у меня собран стоит в комнате. Видя, что здесь происходит ... Народ сам не хочет меняться. И это все на фоне смертей тех людей, которые воевали за позитивные изменения. А там проще. Там все более искренне, отношения откровеннее. Люди, с которыми я прошел войну, стали для меня родными, чем те, с которыми знаком с детства.

- Поговорим о Вас, как о хирурге в мирной жизни: какие случались интересные истории в Вашей практике?

- Во время первого дежурства в больнице ко мне попал мужчина с множественными ножевыми ранениями. Мой коллега мне сказал: «Не успел прийти с войны и сразу такие ранения. Ты, наверное, притягиваете такое ». А через месяц ко мне поступили ребята из Драгобрата с огнестрельными ранениями. Все интересные случаи проходят через меня (смеется).

«Впервые я даже плакал на работе»

- Какой самый тяжелый случай был в Вашей практике?

- Это было на фронте. 12-часовая операция. Это было, можно сказать, сплошное ранения человека. Но этот человек выжил. Там было все перебито: артерия, бедренная вена, печень, кости, кишки ...

- После всего пережитого у Вас не было мыслей завязать с медициной?

- Конечно, нет. Если бы даже только одна жизнь была спасена, то оно того стоит. А поскольку нам удалось спасти не одну жизнь, то тем более. Хотя в любой другой отрасли я бы зарабатывал намного больше. Или же мог уехать в 100 метрах за границу. Однако, это моя страна, я здесь родился.

- Есть пациент, который Вам запомнить "ятався больше всего?

- Их так много (смеется). Но была пациентка Наташа, которая в конце стала моей подругой. Она умирала у нас больше месяца от рака ... Но как мужественно и героически она держалась это время ... Это было что-то невероятное. Впервые я даже плакал на работе. Когда она умирала в последний вечер, сказала своей маме: «Я знаю, что умираю. Снимите с меня все золото, потому что мне на небе оно ненужное ». Мы так все полюбили Наталочку. Иногда какой-то пациент становится для тебя родным.

- Когда Вам присвоили звание Народного Героя Украины, для Вас это стало неожиданностью?

- Узнал об этом за неделю до того, как меня наградили. Впервые мне об этом дали знать, когда еще был на фронте. Однако тогда вежливо отказался. А вот во второй раз уже не было куда «видтанцьовуваты». Я стал Народным Героем не потому, что действительно герой, а потому, что попал в обстоятельства, где пришлось делать невероятные вещи от безысходности. Для меня честь было стоять на награждении рядом с людьми, которые делали по-настоящему большие поступки. Для меня эта награда очень дорога, ведь это именно народ меня избрал.

- За что Вы любите Ужгород?

- За наши все набережные - это мои любимые места. За нашу кучку неравнодушных людей. За уникальность и колорит жителей, которые, несмотря на то, что разные, живут гармонично.

Все 14 частей спецтеме "Профессия" Ужгородец "